Она устала привалилась к стене и обессиленно съехала вниз, усаживаясь на пол.
Юко рассеянно осмотрела класс с нового угла. Здесь, внизу были хорошо видны все последствия безумного учебного дня - какие-то фантики, бумажки, монетки, жвачки, торчащие цветными бугорками под партами, другой мелкий мусор типа карандашной стружки и крошек. Все это расцветало какими-то останками другого полуразрушенного мира, мира безмолвия и запустения - постапокалипсис после уроков.
Занятия закончились минут пятнадцать назад, и у Юко было еще минут пятнадцать или около того, прежде чем кто-то придет убирать класс. Пятнадцать минут на руинах школьного дня. Пятнадцать минут на передышку прежде, чем пойти на дополнительные занятия.
Пятнадцать минут.
Часы над входом в класс отсчитывали удары сердца. Сколько их нужно, чтобы прийти в себя после безумия прошлой недели? Сколько их нужно, чтобы собрать разбитое сердце по кускам? Сколько нужно, чтобы куски срослись?

Бывают такие дни, когда все идет наперекосяк - просыпаешь на учебу, любимая кружка мамы падает на кафельный пол, яичница подгорает, а на складках юбки обнаруживается приличных размеров кофейное пятно. Так вот, у Юко такой день был уже третьим. И третья кружка неизменно выскальзывала из ее рук каждое утро. Это было бы до комичного трагично, но этим утром, проследив закономерность событий, она лишь засмеялась. Тем самым истерическим смехом, когда ты понимаешь, что нервная система уже не выдерживает накала. Когда все, что ты можешь это просто смеяться от понимания безысходности всей ситуации. Когда ты нарочно загружаешь себя под завязку - находишь дополнительные занятия после уроков, начинаешь заниматься допоздна, чтобы подтянуть учебу, начинаешь считать вдохи и выдохи между забегами по этажам, потому что у тебя есть только это время на передышку. Два вдоха в лестничном пролете, два выдоха. И снова в путь. Только бы не думать. Днем не думать получалось; и хотя все школьные закоулки и даже ее чертов класс напоминали о драме; у нее получалось. Оставались моменты, как этот - пятнадцать минут для того, чтобы собраться, спуститься, переобуться и снова в путь, и ночи. Ночью было сложнее всего - спать не хотелось, а успокоить вереницу мыслей и воспоминаний было просто невозможно. И Юко даже пару раз бралась за кисть, но тут же откладывала ее. Даже рисование напоминало о том, где именно она совершила ошибку. В голове днем и ночью крутилось безумное “если бы…”
“Если бы, если бы, если бы…”
“Если бы я была не я…”
Юко взглянула на колени, затянутые в черную ткань гольфов. Под ней были цветастые синяки, а сами колени ныли. Она для пробы нажала на место, где по ее мнению должен был быть след от их с Такаямой безумного вечера воскресенья, от совместного падения, которое определило все.
Тело тут же отозвалось ноющей, неприятной болью, и Юко коротко всхлипнула.
- Если бы я была не я, - прошептала она, чувствуя, как к горлу подкатывает комок.
Щеки обожгло слезами также внезапно, как и мысль, что зря она все это начала. Зря вообще вернулась. Осталась бы в своем болоте, и все было бы по-другому.
Хотя причина вернуться у нее была.

- Акихико, мать твою, - тихонько прошептала она, пытаясь утереть льющиеся слезы, остановить всхлипы, рвущиеся наружу.
Пол где-то неожиданно скрипнул.
Юко замерла и прислушалась, закрыв рот себе рукой.
Часы продолжали идти.
Неужели она сидит здесь так долго, что уже пришли убирать класс?
Она замерла, в надежде, что останется незамеченной. И это было глупо. Конечно ее заметят. В конце-концов, она же сидит на полу, у нее приметный цвет волос, да и вообще она явно не сливается с обстановкой. Не хотелось, чтобы кто-то ее видел, но если уж она имела неосторожность разрыдаться прямо здесь, то теперь придется разгребать последствия. Нет смысла сидеть и дальше.
Она подобрала ноги, и скользнула вверх по стене. Колени вновь отозвались ноющей болью.
- Простите, я уже ухожу, - пробормотала она, шмыгнув носом и склонив голову, стараясь хоть как-то прикрыться упавшими на лицо прядями.

Парень. Конечно, кто еще это мог быть, если не парень.
Юко усмехается собственному везению, когда слышит голос юноши, вошедшего в класс. Ничего удивительного с учетом всех предыдущих событий ее жизни, в самый деликатный момент - в момент, когда она упивается грустью, болью и жалостью к себе, - ее мог застать только человек противоположного пола. Перед девочкой ей было бы менее неловко, но у Хары черная полоса в жизни, а потому в класс вошел именно одноклассник. Больше ей могло повезти только если бы это был Акихико. И Юко нервно сглатывает, поднимает глаза.
Юноша перед ней - не Акихико, слава всем Святым, - местная форма, рыжие волосы, взгляд в пустоту класса, куда угодно, только не на нее.
“Как мило,” - внутренний голос у Юко в голове горький и саркастический, в тон усмешке, драматичному изгибу бровей и красному кончику носа.
- Юсиро-сан, - шепчет она, когда в плечо ей тыкается носовой платок. Ей стыдно и неловко. И Юко спешно выхватывает платок из чужих пальцев, прижимает к сопливому носу, - Спасибо. П-прости за эту сцену. Я тут просто…
Она осекается - что просто? Я тут просто села поплакать пять минут, пока у меня есть время? Глупая отговорка. Она не выглядит настолько занятой или настолько усердной ученицей, что ей нужно планировать свои нервные срывы. Тогда что? Что можно сказать? Чем оправдаться? Ей хочется как-то продолжить, объяснить все происходящее. Но на ум приходят только события прошлой недели: проваленный тест, поцелуй с Сугимото, странные намеки Акихико, его равнодушие.
“Дешевая драма,” - думает она и решительно убирает волосы с лица, прячет рыжие прядки за ухо, улыбается вымученно.
- Я просто упала, коленками ударилась, вот и расстроилась, - заканчивает она, осторожно смотрит на парня из-под мокрых ресниц - верит ли ее вранью. Из-за платка под носом, ее голос звучит еще тише, слегка гнусаво. Актерское мастерство на троечку. Конечно, он ей не поверит, и тогда начнутся расспросы. А Юко не слишком то может сейчас говорить - у нее душа рвется на части, в груди груда кирпичей, и ей хочется кричать и крушить все вокруг от несправедливости жизни. Но девушка лишь мнется неловко возле одноклассника, прикусывает губы, да сглатывает подступающие к горлу рыдания.
- Умыться, пожалуй, стоит, - она шепчет это, тихонько отступая к выходу, понимая, что долго сдерживать ниагарские потоки сердца не сможет. А потому прижимает платок к лицу. От мягкой ткани пахнет паром, будто его долго утюжили, прежде чем бережно сложить, положить в карман или откуда там он его достал, - спасибо, правда, мне пора. Пойду. Умоюсь. Спасибо.
Она повторяет эти слова как мантру, словно они должны убедить юношу, что она в порядке, что все под контролем, так и должно быть. Ведь она просто упала. Упала и пробила дно своей тупостью в надежде, что лучший друг испытывает к ней те же чувства.
Юко наткнулась спиной на закрытую дверь.
- Юсиро-сан, - девушка всхлипывает, потому что не в силах больше сдерживать потоки слез от жалости к себе, от осознания собственной глупости и никчемности. От того, что она, дурочка, умудрилась влюбиться в друга детства, а он, сволочь, не ответил ей взаимностью.
Платок под пальцами быстро становится мокрым, а Юко все не перестает нервно вытирать слезы с лица, пытаясь плакать потише, чтобы не смущать незванного гостя.