12 апреля • вечер • дом семьи Хара
личный
Истерик, невротичка
Прямое продолжение посиделок в каморке.
Что-то поняв, надо что-то с этим делать.
Старшая школа «Сейдо» |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Старшая школа «Сейдо» » Настоящее время: апрель » [✓] 12.04.2019 ambivalent
12 апреля • вечер • дом семьи Хара
личный
Истерик, невротичка
Прямое продолжение посиделок в каморке.
Что-то поняв, надо что-то с этим делать.
Безмолвный дом почти пугал своей статичностью.
Жизнь, казалось, сделала крутой оборот вокруг самой себя, спутавшись в узел неразрешимых вопросов пуще прежнего, а может быть, и наоборот - узел ослаб, освобождая свою хватку на схваченных им школьниках. Это не так важно, как то, что все необъяснимо изменилось, и изменилось так сильно, что интерьер, еще утром казавшийся обыденным и привычным, сейчас завораживал своей неестественностью, своей неуместностью в этом новом мире.
Сегодняшняя новая Ариса еще никогда не видела этой комнаты, так что замерла на пороге, скинув обувь - то ли от удивления, то ли от усталости.
Как они добирались до дома - лучше было не вспоминать. Миновать пристального внимания охранника им удалось едва ли не чудом, зато потом привычная дорога домой превратилась, кажется, в одну из тех игр, которые надо проходить, оставаясь максимально незаметным. Привычный путь стал дольше едва ли не вдвое, и они едва успели вернуться до момента, когда улицы снова наполнятся возвращающимися с работы людьми.
Неподалеку от школы она видела припаркованную малиновую машину Гэна - кажется, никто в этом городе таких больше не водил. Путь до дома мог бы быть гораздо проще, если бы он не... Ариса тряхнула волосами, освобождая голову. Она обязательно разберется, что с ее другом не так, но не сейчас. Сейчас у нее полно своих вещей, над которыми надо подумать, и тратить время на размышления о том, что не так с Гэном, она попросту была не в силах.
Солнце уже садилось, и его малиновые лучи добавляли странности и без того странно-привычному интерьеру.
Шевелящийся позади Ясуши вывел Арису из оцепенения, и она торопливо полезла в сумку. За зеркальцем - маленьким, с каким старшеклассницы обычно тщательно рассматривают ресницы там, стрелки, или то, как лежит челка. Ариса, в свою очередь, рассматривала синяки.
Бог с ней с шеей. И хрен с ней, с губой. За выходные сойдут - хотя бы чуть-чуть. А вот опасно краснеющая и раздувшаяся щека не вызывала ничего, кроме отчаяния - можно вылить на лицо все запасы тональника, чтобы скрыть цвет, но необратимо набухающее пятно не спрятать уже никак. Ариса ткнула себя пальцем в зреющий синяк и поморщилась - в попытках скрыть всю массу своих увечий от случайных прохожих, она, казалось, совсем забыла, как, вообще-то, все болит.
Ну и уродина же она с этой разбухшей щекой!
- У меня есть мазь от синяков, - не оборачиваясь, коротко сказала Ариса, - Так уж и быть, поделюсь.
Не включая в доме свет, она поднялась по лестнице к своей комнате. В одной из тумбочек нашлось то, что ей нужно - большой непочатый тюбик. Аптечку ей собирали родители, и Ариса потратила некоторое время, недоумевая над ее наполнением - например, над этой самой мазью от синяков.
Вряд ли родители знали, при каких обстоятельствах она ей пригодится.
Не раздеваясь, Ариса плюхнулась на кровать, раскинув руки. Тюбик выпал из разжатых пальцев рядом с ней. Ариса прикрыла глаза. События дня смазывались в разноцветную кашу под веками.
А щека все так же болела.
Возможно, это было очень глупо и совершенно бессмысленно. Настолько, что и хорошего ничего, кроме благородного намерения, в этом не было. И, скорее всего, никто и никогда не узнает об этом. Но Ясуши, покидая школу, чётко видел перед собой поставленную задачу. Сейчас он сопровождает свою двоюродную сестру, разбираться в отношениях с которой ещё только предстоит, до дома, и задача состоит в том, чтоб быть предельно внимательным, смотреть по сторонам и по возможности находиться с той стороны от кузины, с какой он сможет прикрыть её собой от посторонних взглядов. Нельзя допустить, чтоб по Кёе поползли слухи о том, что ученица Сейдо разгуливает по городу с побитым лицом и следами чего-то уж совсем непотребного на шее. По счастью, улицы в этот час были практически пусты.
И только к концу дороги домой второе - или какое там по счёту за сегодня - дыхание кончилось. Ясуши мог смело констатировать, что это, кажется, был самый тяжёлый день в его жизни. Ещё вчера таковым казался первый день начальной школы, но последние несколько часов, кажется, перекрыли собой ряд детских травм, в той же мере связанных с Кобаяши Арисой, что и события дня сегодняшнего. И, чёрт возьми, как же он устал. Ещё и Гэн, казалось бы, зарекомендовавший себя как друг, кажется, решил вдруг сойти с ума. Чертовски невовремя он это всё.
Ох, и железная же у него ручища... Зачем нужны враги, когда есть такие друзья?
- Не парься, тебе нужнее.
В самом деле, чего ему? Ну, подумаешь, лицо чуть-чуть подбито. Мало ли, с велосипеда упал, ухом по асфальту прополз, с кем не бывает? А изрядно поколоченное брюхо если кому и засветится, то разве что пацанам перед физкультурой. Среди них, как уже выяснилось, немало любителей дать и получить по ебальнику, а значит и вопросов лишних задавать никто не будет. То ли дело девчонки. Да, Арисе мазь всяко нужнее. Она, тем временем, уже поспешила к себе. Как она там, кстати?
Ясуши на всякий случай постучался, но ответа дожидаться не стал, только коротко известил в приоткрытую дверь:
- Я вхожу...
- У тебя очень красивые глаза!
Зачем он это сказал? Наверно, это просто было первое, что пришло ему в голову, когда он увидел её. Кузина выглядела подавленной и потерянной. К тому же, вероятно, её никак не радовала подбитая щека, и имело смысл сказать что-то, что хоть как-то напомнит ей о том, какая она на самом деле замечательная. Ведь как-то так мыслят девочки, верно же?.. А Ясуши себя причислял к парням честным, и совершенно честно находил ей глаза очень красивыми. Невероятно красивыми. Самыми красивыми из всех девичьих глаз, какие ему когда-либо доводилось видеть. Вообще самым красивым, что он когда-либо в жизни видел. Ах...
- Ты зачем же ему под руку кинулась, дурная? Об такой кулачище можно было и сломать чего, или похуже того! И вообще, я бы и сам справился!
Или нет. Скорее, конечно, нет. Однозначно нет, учитывая общую измотанность. Он вообще принимал удары из последних сил, и если бы Ариса вовремя не вмешалась, скорее всего, Хара остался бы лежать в той подсобке. Но сейчас это было неважно. Они наконец дома, обезумевший Такэути не бросился за ними в погоню, охранник в школе не пристал с вопросами, на улице никто не встретился.
Он осторожно присел на кровать возле девушки, озадаченно разглядывая её. Очень хотелось как-то её поддержать, чем-то помочь.
Подумать только! Все пережитое, кажется, по меньшей мере научило Ясуши предупреждать о своем появлении перед входом в чужую комнату. Неплохо для начала. Все-таки, можно даже подумать, что он не безнадежен, и, как минимум, обучаем. Выходит, с ним все-таки можно иметь дела, как с человеком.
По возвращению домой былое злорадство по отношению к кузену вернулось - но вернулось как-то иначе, принимая иную, не до конца понимаемую Арисой форму. Ей все еще хотелось ворчать, ругаться, ерничать, и отпускать всяческие колкости, но в этом будто бы появились какие-то иные оттенки. Как будто, в этом была какая-то своя справедливость - заставить его получить еще немного за то, что видел то, чего ему не было положено видеть. За поцелуи, за все прочее, что произошло в той каморке. За те улыбки, за то, что тупой ее назвал, в конце концов!
За все то хорошее, что он еще может от нее получить, в крайнем случае! И даже получит, хотя совершенно этого не заслуживает. Получит, потому что заслуживал, как никто другой, но в то же время, разумеется, он никак не мог этого заслужить! Мысли метались между этими двумя состояниями, и чем ближе к ней подходил Ясуши, тем сильнее были эти колебания, и тем сильнее они раздражали.
А вместе с ними, конечно же, раздражал и тот, кто был их причиной - Ясуши собственной персоной! Придурок!
И если поначалу Ариса решила, что обойдется тем, что просто сделает вид, что никто к ней в комнату и не зашел, на последовавшие за этим слова ей все же пришлось отреагировать. Она резко подскочила с кровати - если бы осталась лежать, он бы более чем наверняка увидел ту мимолетную тень смятения, которая пронеслась по ее лицу от его слов. Где он вообще такого набрался? Они что, в какой-то паршивой седзе-манге?!
О резком подъеме Ариса быстро пожалела, но демонстрировать этого конечно же не стала.
- Эй, Ясуши! - подозвала она брата, и указала тюбиком мази на дверь. В смысле, не на выход, а на висящую на двери табличку, подаренную ей Азусой. Подруга пришла в ужас, когда узнала, что Арисе приходится жить с парнем-ровесником в одном доме и, со всем присущим ей девичим благородством, сделала этот чудесный подарок.
Табличка большими красными буквами гласила:
NO BOYS ALLOWED
Впрочем, сидящий на ее кровати Ясуши выглядел достаточно помятым, чтобы Ариса вздохнула и повела плечом - мол, ну и ладно. Ну и сиди. Так уж и быть, пусть это будет первый раз, когда она по-нормальному позволяет ему войти в свою комнату и проводить тут время. До этого он тут, если и оказывался, то лишь по недосмотру хозяйки и своему пацанскому нахальству.
За месяц с лишним Ариса обустроила свое жилище - на стене висели постеры с какими-то корейскими бойзбендами (кроме, разумеется, BTS, вы бы только знали, как же Ариса не любит BTS!), на полках сидели плюшевые медведи, среди них ютились фотографии Арисы помладше в компании каких-то ребят явно неазиатского вида, в углу на почетном месте стояла гитара. Просторно, светло и мило - примерно то, что можно было бы от нее ожидать.
- Не кидалась я никуда! Еще я буду за тобой против Гэна бросаться... - технически, так оно и было, хотя, конечно, под его кулак попадаться она никак не планировала. Ариса еще раз тронула щеку и поморщилась. И, усаживаясь обратно на кровать, добавила, - На полу валялось черт знает что, вот я и споткнулась.
Вблизи было видно, что выглядит Ясуши ничуть не лучшее нее самой. Учитывая то, что скрыто под одеждой, быть может, ему досталось даже и похуже. Нет, совершенно точно досталось - его поколотил громила-Гэн.
- На тебя тоже хватит, - помахала она тюбиком перед носом кузена, - А теперь пошел вон отсюда, я намажусь, и сама тебе принесу.
Отредактировано Кобаяши Ариса (2019-11-01 23:02:45)
О, как же сильно Ариса заблуждается, что Ясуши возьмёт и уйдёт. Во-первых, ноющее - почти до раздражения, но почти - чувство братской и чисто пацанской жалости к девчонке не позволяет ему вот так просто оставить её сейчас одну. К тому же, они, кажется, сегодня пережили нечто очень важное, только очень жуткое и от того совершенно непонятное - нужно во всём разобраться. Во-вторых, так он может, (даже если сам того не осознаёт), продолжать красоваться перед Арисой своей напускной невозмутимостью. Мол, смотри, я не только офигенно крутой любовник, меня ещё и опиздюлил Такэути, а мне норм! Ха-ха! В-третьих, он сам ведь попросту не хочет никуда уходить. И это несмотря на то, насколько удушающе по-девчачьи здесь всё обставлено, насколько нелепо (и м-мило...) смотрятся тут эти медведи (ой, а это не тот ли), насколько стрёмные пидоры глядят со стен. Насколько смешаные чувства вызывают фотографии Арисы, той из них, которую Ясуши никогда не знал, которая всегда была там.
И наконец, в четвёртых, и это сейчас самое главное, она впустила его. А это значит, что теперь, какими бы противоречивыми, отвратительными болезненными и больными ни были их отношения, даже если им будет не о чем говорить, даже если их пути навсегда разойдутся, степень его ответственности за них обоих стремительно возрастает.
Поэтому Ясуши, недолго (вообще) не думая, стремительным движением лихо вытянул любик с мазью у сестры из рук, прихватив на всякий случай так, чтоб обратный трюк ей было не провернуть. Он должен нести ответственность, и он будет её нести!
- Вот тут ты не права. Зачем вставала вообще, если не кидалась - это для начала. А ещё, Ариса, я никак не могу позволить тебе самой зализывать ранки. Я наследил - мне и убирать. Вот так!
Он с уверенным видом - и, если по правде, очень напускно уверенным - кивнул сестре как бы в подтверждение собственных слов. На самом деле в полный рост одолело то противоречивое чувство, которое укоренялось и буйным цветов цвело ещё до пережитого сегодня откровения. Чувство раздражения на то, как она стабильно не мила с ним, чувство непреодолимого желания быть с ней рядом, чувство вины за содеянное и себя как есть, чувство страха быть уже окончательно посланным прочь даже вопреки тому, что впустила. И, самое обидное, как следствие всего выше перечисленного - чувство полной неспособности думать головой.
- О, кстати, это у тебя не тот ли мишка, которого я тебе настрелял на... - он запнулся. Блин. - Ну, тогда? Ты, чё, всё время его с собой таска... - и он снова запнулся, будто роящихся мыслечувств в голове вдруг стало слишком много, и думательная машина перегрелась. - ...Ла?
Его взгляд остановился на Кузине. Как со стороны должен выглядеть человек, раздираемый стремлением выглядеть спокойно и непринуждённо, когда в другую сторону тянет сумасшедшее волнение, напрочь отбивающее способность сосредоточиться и мыслить здраво? Собственно, установка "сохраняй лицо" - единственное, что неимоверным усилием воли худо-бедно удерживалось наплаву в водовороте загадочных и фантастических, но совершенно непонятных переживаний.
- Так, а я не понял, чё сидишь? Раздевайся! Лечить тебя будем.
Отредактировано Хара Ясуши (2019-11-03 18:08:23)
- И что, мне надо было сидеть, и смотреть как он тебя... Эй! - мазь была последней надеждой Арисы на то, что к понедельнику она будет выглядеть хоть сколько-то прилично. Последняя, единственная, и так нагло отобранная Ясуши.
На такое было впору хорошенечко разозлиться - собственно, так же, как и всегда. Но, похоже, они отработали всю возможную норму взаимной агрессии, на какую только были способны... Во всяком случае, на сегодня. Может быть, и на завтра тоже. Может быть, и на послезавтра. Но не более - в понедельник... В понедельник все окончательно вернется на свои места - это точно.
Нет, что-то, конечно, изменится, и изменится необратимо. Произошедшего в подсобке не стереть и не забыть - тем более, у этого был невольный почти-свидетель, который подкрепил любые воспоминания, хорошенько засадив им обоим.
И ведь если бы не он, все бы еще можно было бы смазать произошедшее неизменной рутиной дома Хара. Если бы не ушедший в раж Гэн, им обоим было бы проще выкинуть это все из головы и жить, как живется.
Да уж.
- Тебе не кажется, что это уже слишком? - раздраженно буркнула Ариса, попытавшись выхватить тюбик мази у кузена. Без особого рвения, впрочем. На большее не было сил, да и не было в большем смысла. Разойтись гневной тирадой, обвинив кузена во всех человеческих бедах по причине его неумеренной развращенности? Точно не после произошедшего. Двинуть? Так ведь двинула уже, а толку? И не только двинула, но и расцарапала, покусала, и нанесла еще ряд не поддающихся определению травм. А потом еще и Гэн - Ариса ведь не настолько злобная стерва, и не станет пользоваться набитыми до нее синяками, просто чтобы сделать побольнее. Просто отказаться и выставить за дверь?
Ну, это уже совсем глупо.
(зачем-то же она полезла возвращать себе обратно свой первый поцелуй, верно?)
Очень не кстати пришли в голову свои же собственные мысли - это все тот же Ясуши. Его не похищали пришельцы, ему не промывали мозги спецслужбы. Он - это он, хоть и неисправимо испорченный массовой культурой, обнаглевший, обленившийся, и всегда уверенный в своей правоте. Болезненность обстоятельств, при которых эти мысли впервые пришли ей в голову, теперь была всего лишь тревожным воспоминанием, которое зарубцуется где-нибудь внутри со временем.
А в настоящем в этих мыслях обретался новый смысл, мало похожий на ту болезненную попытку расковырять ранку пошире.
Ну и к чему тянуть время еще сильнее?
Ариса поднялась с кровати, попутно скидывая с себя пиджак брата. Теперь-то уже не устроишь ему головомойку за озвученное предложение раздеться... Ариса оценивающе вглядывалась в лицо Ясуши, прежде чем вздохнуть (скорее судорожно, чем устало) и потянуться к школьному галстуку.
Она понятия не имела, зачем это делает, но все равно делала. Неторопливо, как будто никто не наблюдает за ней пристальным и ошалелым взглядом. По крайней мере, в этом взгляде было (совершенно точно было!) такое же полное непонимание того, как они до этого дошли, и что со всем этим делать.
В конце концов, вряд ли после всего пережитого, у него остались силы на то, чтобы повалить ее на пол и еще немного потешить свою дурацкую извращенность.
Да, с извращенностью Ясуши не скупился, и, оценив масштабы полученных повреждений, Ариса взялась за молнию на юбке. Та упала на пол, хозяйка подобрала ее и швырнула на кровать.
И вот, кто бы мог подумать еще вчера, но, она второй раз оказалась перед Ясуши почти без одежды.
(каво)
...Что?
Признаться честно, даже после всего, что сегодня произошло, Ясуши - чисто на ошалелой, полубессознательной чуйке - больше склонялся к тому, что она ему сейчас хотя бы даст подзатыльник. Отсутствие такового удивило парня больше, чем то, что Ариса встала и, ну надо же, смотрите-ка, действительно начала раздеваться. Ну что же, это значит, что по крайней мере страх быть удалённым за дверь с дурацкой табличкой отпускает его голову. Со страхом уходит раздражение на сестру. Рано или поздно она опять вытворит или ляпнет что-то такое, от чего вечно торчащая прядь волос на голове затрясётся. Но сейчас это вообще не имеет никакого значения. Она его действительно впустила.
Как-то очень таинственно и почти по-волшебному освещало комнату окно вечерним сиянием. Ясуши так и обомлел от такого клише. Всё, что ему, потерявшему дар речи, дар мышления и дар движения, оставалось - это самому опуститься до клише и судорожно сглотнуть. Вот так оно, оказывается, в жизни у ребят случается. Живёшь-живёшь, а потом вдруг что-то настолько восхитительное увидел, что, кажется, чуть-чуть потянул восхищательную мышцу. Разумеется, он бы не стал сейчас срываться с места, чтоб передать долю своего восхищения Арисе напрямую. И так совесть мучает, а тут ещё такие переживания накатили, что как-то и думать о всяких там срывах с места неловко.
- Ты... Ты выросла.
Безумное, идиотское и совершенно дьявольское колдовство. Похоже, он с самого начала ошибался, и занесло его не в эро-тайтл и не в уличный экшн. Похоже, случилось страшное, и его многострадальную душу занесло в сёдзё. Вечереет, тихо, они наедине в её комнате, время замедлено, и из него лезут обрывистые многозначительные фразы. А он всё сидел в оцепенении, полностью захватив Арису взглядом, и в глаза глядя, и как будто всю её разглядывая. Зарисовывая в таких деталях, к которым пока не существует слов, но все и так всё знают. И только потом он наконец увидел перед собой не только Арису, но и покрывающие её кожу следу. Им оставленные следы.
- Это, чё, я тебя так?.. - выдавил Ясуши, когда к нему вернулся дар речи, слишком поздно спохватившись, что дар мышления ещё не вернулся, и вопрос максимально идиотский. Конечно он, кто же ещё? Может, она права, и он действительно тупица? - Тьфу ты... Прости. В смысле, не за вот это всё, за это всё простым "прости" не отделаешься, я понимаю... - он вдруг монотонно затараторил, по-прежнему не сводя с Арисы глаз. Ах да, мазь. Ясуши вовремя о ней вспомнил - пробудь тюбик у него в руке подольше, ненароком лопнулся бы от напряжения в сжимающей его ладони.
- И-иди сюда. Сядь...
Он осторожно, неуверенно, едва удерживая свои руки от дрожи, выдавил немного мази и, подсев вплотную к Арисе, бережно, очень бережно, коснулся её живота. Все эти пятна всех, кажется, телесных оттенков красного и синего - это он так расстарался. Они не делают его сестру краше, но и ни в коем случае не уродуют. Её, кажется, ничто вообще неспособно изуродовать. Можно было бы полупошутить про общение с гайдзинами, но это совсем про другое. А пятна разбросаны повсюду. Как будто с самого возвращения Арисы в Кёю в Ясуши расло кричащее желание вовсе съесть свою кузину, и озверев он попытался. И был съеден сам. Кончики пальцев Ясуши тоже скользят повсюду, медленно втирая мазь в нежную девичью кожу. Выписывают какие-то неясные и бессмысленные, но сейчас почему-то очень важные для момента фигуры. Сам того не замечая, Ясуши её обнял.
- Я не знаю... - да, Ясуши, ты в этой истории очень много чего не знаешь. - Как так вышло, и зачем я так с тобой. Это было такое, знаешь, что-то, чего хочется больше всего на свете, так хочется, что ничего больше не важно. Никогда чего-то так сильно в жизни не хотелось. Мне казалось, я ебанулся. Сильно болит?
Просто удивительно, насколько еще более неловкой могла стать ситуация, происходящая после того, как они переспали прямо в школе, попутно пытаясь в самом буквальном смысле выгрызть и выцарапать друг из друга душу. Ариса села обратно на кровать - совершенно безмолвно и с одной лишь надеждой на то, что закатный багрянец хоть сколько-то скрывает ее собственный внезапно проступивший на лице румянец.
И действительно - смущаться уже после того, как Ясуши всеми доступными для него способами оставил на ней все эти отметины, было раздражающе-глупо. Но что она могла поделать с собой?
Интересно, как бы посмотрела на это Ариса полуторамесячной давности, для которой верхом унижения, позора и смущения было запалиться перед кузеном голой в ванной?
А как бы Ариса, обещавшая сжечь его комнату, посмотрела на Арису из "здесь и сейчас", которая, сидя в одном нижнем белье, позволяла брату трогать себя вот так вот, и даже не пыталась заехать ему по машкушке, или еще как?
Часто-часто моргая, и стараясь не встречаться с Ясуши взглядом, Ариса пыталась справиться со всем обрушившимся на нее массивом чувств. И даже не приходилось рассчитывать на то, что он окажется достаточно неуклюж, чтобы она могла накричать на него, назвать кретином и выслать вон неумеху, который больно задел один из собственноручно произведенных синячков. Эта сторона Ясуши оказалась настолько внезапным открытием, что откровенно пугала - даже больше, чем тот Ясуши, который пытается выбить из нее всю душу с обезумевшими глазами. Страшный достаточно, чтобы хотелось отсесть от него, а лучше отпрыгнуть в угол, или забиться под кровать.
Но Ариса не отсаживалась, не отпрыгивала и не забивалась под кровать. У Арисы была причина принимать и такого Ясуши тоже. В этот раз Ариса даже не "не знала", что такого с ней происходит - слова об истинном положении вещей вертелись на языке и жгли голову изнутри.
Она даже могла бы сформулировать их, если бы у нее хватило на это духа.
Но пока что все, на что Арисы хватило - это время от времени коротко посматривать на Ясуши. Его смятение, читавшееся в мимолетных изменениях выражения лица и чрезмерно бережливых прикосновениях каким-то странным образом унимало ее собственные метания. Ариса даже не оттолкнула брата, когда свободной рукой он обхватил ее плечи. Во всяком случае, это было тепло.
(интересно, чувствует ли он ее внезапно участившееся сердцебиение?)
- Н-нет, терпимо, - бормочет Ариса, сама не узнавая собственный голос. Говорить в таком положении неожиданно трудно, голос звучит надломленно и подрагивает, но она справляется с этим и продолжает, - Я... Я тоже не знаю. В смысле... Ты же и в самом деле полный придурок... И извращенец, и задрот, к тому же. И мнишь о себе бог весть что. И ну... Я же... - Ариса обиженно отводит взгляд и поджимает губы, как будто лично Ясуши устроил такой компот из мыслей и чувств в ее черепной коробке. Впрочем, как-то так оно ведь и было, правда? - Я не знаю, зачем мне это. Зачем-то понадобилось, хотя ты стремный придурок-извращенец, который считает себя пупом земли...
Неужели среди всех старшеклассников Кёи не нашлось никого поприличнее?
Видимо, никто из "приличных старшеклассников" не мог похвастаться столь крепкой памятью, чтобы спустя десять лет помнить, какие подарки дарил своей сестре в бытность шестилеткой.
В этот раз не растрачиваясь на лишние "зачем?", Ариса прикрыла глаза. Медленно, осторожно, как будто если сделает это достаточно незаметно, то и не считается, опустила лицо, и уткнулась лбом в плечо Ясуши. Хотелось сказать что-нибудь несвойственно хорошее - что-нибудь о том, что она ничего не знает и не понимает, но все равно рада чему-то, что не может объяснить. Что да, таскала этого медведя с собой все эти годы, и вообще спала с ним до двенадцати лет. Что забыть о брате пришлось только ради того, чтобы хоть как-то снять с пятилетней себя часть того невероятного давления, которое, казалось, могло насмерть придавить ребенка в чужой стране с чужим языком.
- Как же ты раздражаешь... - но получилось как всегда.
Отредактировано Кобаяши Ариса (2019-11-04 14:08:28)
Собственную руку, обнимающую Арису, Ясуши только тогда и заметил, когда её светлая и сейчас вовсе не буйная голова упёрлась ему в плечо. Ожидал ли он этого? Судя по тому, как колотится сердце и где-то очень далеко дрейфует разум, никак не ожидал. Хотел ли он этого? Судя по тому, что сейчас он почему-то с большим восторгом согласен был быть и тупицей, и придурком, и извращенцем, и задротом, и больным на голову жадным эгоистом, и источником её раздражения, и средоточием всего плохого в человечестве, лишь бы только оно продолжалось вот так... Ну, в общем, вы поняли. Вот опять она сказала что-то злобное и совершенно не подходящее моменту по своему содержанию. А Ясуши всё продолжал выписывать пальцами спирали по телу Арисы и улыбался как полнейший кретин. Ведь содержание сейчас было всего лишь формой. Формой, которую наполняло не то, что Ариса говорила, а то, как она говорила.
Он тихо - будто чтоб не пошевелиться сверх необходимого и не повредить что-то очень хрупкое и ценное, что вдруг оказалось у него в руках - вздохнул.
- Ну, в конце концов, это ведь не то же самое, что ненависть... - Ясуши улыбнулся. Легко и почти непринуждённо, немного виновато, немного грустно. Неужели ради вот этого непонятного, смущающего, пугающего своей непривычной теплотой момента нужно было орать друг на друга, чуть ни драться, говорить дикие, безумные вещи и пытаться буквально заебать друг друга до смерти? И если, чтоб прийти туда, где они сейчас, им потребовалось пройти через ад и зверство, то предстоит ли пройти тем путём снова, или обойдётся?..
- Если и так, то... - собственные неловкие размышления в закатном свете и Арисой в его объятиях вдруг поставили его в, кажется, безвыходный тупик. Ведь только что он понял, что ни капельки не сомневается, что абсолютно уверен - через что бы им там ещё не потребовалось пройти, им предстоит. Им. Вдвоём. На этой ноте он остановил всякое своё движение и замер. Что-то очень важное, что требовалось сказать, рвалось из него наружу и заставляло сердце обливаться кровью от невозможности прямо сейчас же избавить это важное от лишней шелухи, вынести на свет в чистом и первозданном виде, поставить наконец точку в этом сумасшествии и получить наконец свою награду в виде долгожданной спокойной жизни. Но Хара Ясуши было всего шестнадцать, и он был просто старшеклассником, который только пару лет назад перестал мечтать о попадании в фэнтезийный мир и только сегодня впервые попробовал настоящую, живую девушку.
- ...То я люблю тебя раздражать.
Бедная Ариса. В самом деле, за что ты так себя мучаешь? Была бы не буйная, обычная и простая девчонка, нашла бы себе не буйного, обычного и простого парня, бегала бы с ним на всякие дурацкие свиданки по кафешкам, караоке-клубам и торговым центрам. Как же тебя угораздило настолько завладеть сознанием парня, который так неистово любит тебя ненавидеть и раздражать? Глупая, ты ж умрёшь!
Тем временем, он снова пришёл в движение. Но прежде, чем выдавить на пальцы ещё немного мази, он, выдохнув чуть более шумно, чем рассчитывал, осторожно ухватился за застёжку сестринского лифчика.
- Мне придётся его снять, чтоб продолжить. Извини...
Да, выглядит, вероятно, как попытка выгодно воспользоваться ситуацией и в очередной раз поглазеть на сиськи вживую. Но если это и так в самом деле, то только лишь от той части, на которую Хара Ясуши - просто старшеклассник, попробовавший жевую девушку только сегодня. Однако, помимо всего прочего, он ещё и ответственный старший брат, который любит ненавидеть свою сестру, любит её раздражать и, кажется, более всего сейчас любит быть с ней способным исправлять собственные ошибки, делая это нежно и заботливо.
По крайней мере, ему хватает ума - а может и глупости - и силы воли, чтоб не хватать Арису за всякие там чувствительные места, а старательно очерчивать их, практически не касаясь, оставляя след из мази только там, где добраться до следов укусов и засосов мешало бельё.
Отредактировано Хара Ясуши (2019-11-05 14:23:19)
- Вот именно, дурак.
Ариса, уже совладавшая со своим голосом, так и не поднялась с братского плеча. Но зато подняла на Ясуши глаза, найдя в себе силы встретиться с ним взглядом.
- Именно это меня в тебе так и бесит, - Ариса позволяет лифчику отправиться куда-то в сторону юбки и блузки. Гуляй, Хара Ясуши, сегодня твой день - ты даже не получишь по рукам за такую несвойственную их отношениям фамильярность. Возможно, сегодня действительно день, когда все сходят с ума, и она, Ариса, тоже подвластна этому странному космическому излучению, родившемуся в сочетании фазы Луны и расстановки звезд на небосводе.
Иных причин тому, что ей не хотелось убирать свою голову с плеча брата, быть попросту не могло.
Казалось, что запутаться еще сильнее, чем там, в школе, все просто не могло. Но Ясуши все равно это удавалось - и чем дольше Ариса вот так вот сидела, тем больше все путалось. А чем больше все путалось, тем больше хотелось продолжать вот так вот сидеть. А чем дольше она продолжала вот так вот сидеть, тем сильнее была горечь от осознания того, что это все еще ничего не решает. А то и вовсе - только усугубляет.
Ясуши как будто специально только пуще пытался все запутать. Соображал ли он вообще, что говорит, и как это можно понять? Ариса уже один раз просила его не бросаться такими словами, но кузен был дураком, а значит не соображал с первого раза. Да и со второго вряд ли сообразит.
Вот и что с таким делать?
- Ты просто невыносим с этой своей любовью... меня раздражать.
Что же, они закончили. Все синяки были покрыты мазью. О том, поможет ли это привести тело в адекватный вид за жалкие два дня, вопрос почему-то уже не стоял.
Ариса потратила некоторое время на поиск причин не убирать голову с плеча брата, но ничего толкового найти не смогла. Ну и ладно. Ариса отстранилась, и взгляд ее скользнул по дурацкому лицу дурацкого брата в лучах как будто бы тоже дурацкого закатного солнца. Он, балбес эдакий, умудрялся все делать таким же дурацким, как он сам. Кажется, его просто можно было бы возить по местам ведения боевых действий, и боевое оружие превращалось бы в резиновые игрушки - дурацкие, но не настолько дурацкие, как сам Ясуши.
Когда-то в детстве Ариса фантазировала о том, как они с Ясуши станут волшебниками и остановят все войны в мире. Тогда казалось, что всенепременно так оно и будет, и будет это все очень здорово.
Но сейчас она не могла остановить войну даже в собственной голове. Какая-то часть того, что наполняло черепную коробку и все ее компоненты смыслом, решила поднять самый настоящий бунт по поводу того, что они больше никак не соприкасаются.
Эта же нахальная, словно сам Ясуши, часть разума любезно подсказывала ей ответы на вопросы, которые Ариса даже внутри головы озвучивать не решалась. С высокомерным ехидством внутренний голос говорил вещи, которые все усложняли, и оттого хотелось перестать их понимать, завернуть в старую одежду и спрятать где-нибудь в такой же темной каморке как та, где они с Ясуши сегодня...
Ну да, а как же. Разумеется, это всегда был он. Первая и единственная причина, по которой жизнь в Америке поначалу казалась такой страшной, тягостной и не нужной. Первая и единственная причина, по которой Ариса старательно избегала визитов в родной город. Первая и единственная причина, по которой она однажды решила, что, наверное, никогда не вернется в Японию, а все сложилось вон как.
Не слишком ли много места под себя внутри ее головы требовалось для одного человека?
Она потратила столько сил на то, чтобы вытравить из своего сознания все даже самые мимолетные мысли о нем. А он теперь это все ломает просто по своей дурацкой прихоти.
Вот такая вот наша человеческая жизнь бессердечная сука - заставляет дорожить дураками, разлучает с ними, а потом...
Затянувшееся молчание тем больше вызывало смятения, чем дольше продолжалось. Взяв себя в руки, Ариса потянулась за тюбиком. Чем дольше ей приходилось иметь дело с этим разрывающим голову комком непознаваемых чувств, тем сильнее она злилась.
- Ну и, - Ариса зыркнула в сторону Ясуши со всем доступным ей сейчас недовольством. В конце концов, тем отчетливее эта чувствомасса нависала над ней, чем ближе приходилось находиться к кузену. Это же всегда был он, не забыли еще? - Уверен, что тебе не нужно?
И ткнула его пальцем как раз туда, куда Ясуши заехал Гэн. И это все еще не делало ее злобной сукой! Как и любой другой дурак, Ясуши нуждался в наглядных объяснениях того, почему он не прав.
В общем, в этот раз Ариса сделала брату больно из одних лишь самых светлых побуждений. И немножко от своей беспричинной обиды.
Отредактировано Кобаяши Ариса (2019-11-05 00:23:00)
Ну что же, дело сделано. Немного грустно, что эти почти бессловесные, но такие тёплые минуты подходят к концу. И всё ещё немного грустно от того, как оно вышло там, в школе. По крайней мере, Ясуши сделал всё, что на данный момент мог сделать, чтоб хоть как-нибудь, хоть насколечко заглушить вспыхнувшее чувство вины за себя, утратившего всякий контроль и моральный облик. И дело здесь было даже не в телесных повреждениях, даже не в том, что Арисе будет проблематично носить на себе всё это в школу после выходных. Он был груб. Груб настолько, насколько сам от себя того не ждал. Настолько груб, что даже жесток. Всё, что ему теперь оставалось, чтоб хоть как-то извиниться за свою телесную грубость - так это в противовес тому быть ласковым. И он, нет, даже не старался. Он был ласков. Не думал о том, как. Просто был. Будто так же, как в момент жестокой озверелой грубости, им двигала какая-то внутренняя сила. Только совсем иной природы.
И всё же, дело было сделано.
Ну давай же. Давай же, тупой ты одуревший от её лица в свете заката больше, чем от вида её тела. Давай же, безмозгло улыбащийся и так же безмозгло трусливо пытающийся отвести глаза, хотя даже не можешь этого сделать. Давай же, кретин, скажи что-нибудь хорошее и верное, чтоб подвести итог этому вечеру. Скажи хоть что-нибудь и с достоинством отваливай.
Но Ясуши осознаёт только то, что не хочет никуда отваливать, хотя и представления не имеет, что ему делать дальше.
- Да сказал же, нормально всё!
Он всё ещё может чисто по-пацански покрасоваться перед ней своими нелепыми бравадами, фантазируя о том, что вот оно - то самое, за что девчонка - не только эта, вообще любая - должна проникнуться к нему безграничным уважением и симпатией. Пренебрежение болью и мужественность! Один достойный муж отмудохал другого достойного мужа, такое случается, отмудоханный достойный муж сохраняет своё достоинство, гордо подняв голову и игнорируя жалобы своей отмудоханной тушки. Хоть тычь ты пальцем, хоть не тычь - истинный воин не даст так легко понять, что он ранен и нуждается в помощи. Он в ней не нуждается! Разборки воинов - не то, во что должна вмешиваться девчонка, даже та, которая его впустила, позволила себя раздеть, доверила заботу о своей коже и так настойчиво держала голову у него на плече. Да! Держаться и не подавать виду! Продолжать по-кретински улыбаться! Это же всего лишь её палец, которым она просто ткнула!
Нет. Простите, достойнейшие мужи людской истории. Ясуши очень старался. Но в итоге дрогнул, покривился, несколько раз поменялся в лице и в конце концов горько поморщился. К тому же этот взгляд её! Ариса, как он уже выяснил, была невероятно чарующей в гневе. А когда лицо её было сердитым вот так, он и вовсе смотрел на неё почти умоляюще, будто прося или отпустить его душу, или на месте добить. Оставалось только тяжело вздохнуть, признавая своё поражение в очередной раз и соглашаясь с сестрой.
- Ох... Ладно. Уговорила.
Зато сам собой нашёлся повод провести с ней ещё немного времени! Ура!
Ясуши торопливо расстегнул пугавицы своей рубашки. Очень сильно, надо сказать, измятой и перепачканной в пыли с потом. Он мельком глянул вниз на собственный живот. Ну, тут всё совсем не живописно и очень даже прозаично. Одно сплошное багрово-сизое пятно от пупа до рёбер.
- Говорил же, ерунда...
"Ерунда" выглядела впечатляюще, и совсем не ерундово. Ариса, завидевшая плоды стычки с Гэном, аж вскинула бровь и протянула свое привычное "хаа?" - не то будто ожидала увидеть что-то другое (что было бы глупо), не то без лишних слов упрекая Ясуши в непростительной глупости и наплевательскому отношению к собственному здоровью. Он всегда дерзко стаскивал с себя шапку, как только оказывался вне поля зрения взрослых. И что из этого выросло?
Впрочем, скривившийся от тычка Ясуши как-то сразу смягчил Арису. Чего, в самом-то деле, с дурака взять? Единственное, чем она может дураку помочь - это немного облегчить его по дурости случившуюся боль. И отнюдь не потому что испытывает к дураку какие-то теплые чувства (достаточно теплые, чтобы сидеть перед ним почти голой и не чувствовать никакого дискомфорта) - нет-нет, вы что! Голая она сидит просто потому что мазь еще не впиталась, да и что ей скрывать от него, ну, теперь-то? А помогает ему она исключительно потому что осознает свою долю ответственности за произошедшее - и, как он прибрал на ней свои следы, так и она приберет то, за что ответственна. Даже если и косвенно.
- Так бы сразу, - Ариса усаживается на кровати, поджимая колени к груди.
Синячное пятно на животе брата было бы очевидным местом для того, чтобы начать, но Ариса не любит очевидных путей, и пальцы тянутся не к торсу, а к шее. Она хорошо помнит, слишком хорошо, смущающе-хорошо помнит, с какой дури засадила всю силу обеих челюстей в Ясуши. И, как будто ведомая желанием поскорее получить моральное право не думать о том моменте, когда с ее подачи у кузена сорвало крышу, Ариса тщательно смазывает следы оставленного ею укуса.
Масштабы дури, вложенной в этот укус, Ариса помнит хорошо, а вот откуда столько дури на такие странные жесты в ней взялось, сказать не может. Или не решается. Весь сегодняшний вечер пропитан этим чувством, лежащим где-то между "не знаю" и "не хочу знать".
Но если не хочет, так может, пока и не надо?
К тому же, они и так вроде бы неплохо проводят время. Ариса чувствует себя вполне умиротворенно, касаясь шеи брата, и даже не замечает, когда выражение ее лица покидает всякий намек на недовольство. Вообще-то, если совсем честно, то ей так очень даже хорошо - без лишних слов, без лишних действий, без лишних переживаний.
Переживание сейчас происходит одно, и оно, растянувшееся во времени, такое тягучее и теплое, кажется, может продлиться еще долго. Еще очень, очень долго Ариса может вот так сидеть и водить пальцами по шее кузена... Кхм, секундочку.
Ариса непроизвольно дергает головой, когда осознает, что движения ее пальцев уже мало чем напоминают просто нанесение лечебного средства на просто синяки просто избитого просто брата. И руку Ариса отдергивает так, как будто обожглась. И взгляд прячет, выдавливая на пальцы следующую порцию мази.
Но, по большому счету, это мало чем портит впечатление от момента. На короткие мгновения это вводит Арису в замешательство, и она упорно делает вид, что озабочена именно тем самым упавшим на кровать крохотным кусочком мази, который совершенно точно не должен оставаться на ее постельном белье. И так, не поднимая лица, добавляет - ну, просто на всякий случай:
- Так тебе и надо.
Только получается все равно почти неприлично мягко. А когда арисины пальцы все же касаются болезненно-синюшного торса брата, получается и вовсе так, как будто "так тебе и надо" - это кончиками пальцев, без капли излишнего давления на больное и очень неторопливо. Ей почти хочется отгрызть свою собственную руку за то, что все эти движения она проделывает с чуткостью и осторожностью, достойной соперничества с той противной и внезапной сентиментальной ласковостью брата.
Это что же получается, она прямо сейчас такая же противно-ласковая по отношению к этому идиоту, кретину, задроту, эгоисту, придурку и болвану? Она-то, Ариса, которая мысленно пообещала поставить его на место при первой же их встрече?
Да что такое с ней вообще творится? Что за злое колдовство превратило ее в героиню одного из тех дурацких аниме, которая мила с придурком-главным героем, просто потому что он...
А что он? Славный парень? Ну так и Ясуши совершенно не славный! Ни капельки! Придурок, полнейший придурок, задрот и мнит о себе бог весть что! Не ее ли это слова?
Но над рукой, видимо, захватили контроль те самые повстанцы из ее головы. Те самые, которые требовали не прерывать контакт ее голова-его плечо и глумились над нежеланием Арисы углубляться в пучину собственных непознанных чувств.
И, чтобы хоть как-то сгладить все эти внутренние противоречия, Арисе срочно нужно было на что-то отвлечься.
- Как думаешь, - ну вот, вы только посмотрите, теперь она даже не пытается выделываться при разговоре! - Что с Гэном? Мне показалось... Или он и правда был не в себе?
Ариса, не надо. Ариса, немедленно прекрати. Ариса, остановись сейчас же! Ариса! Ариса! Риса-онее-тян, немедленно прекрати быть такой чудовищно, ужасающе, пугающе милой! Твой дурной старший брат не достоин того, как кончики твоих пальцев касаются его шеи. И уж точно твой дурной старший брат не достоин того, чтоб ни слово ни говоря сидеть, затаив дыхание и будто вообще окаменев, созерцать этот твой взгляд. Пусть даже подобное времяпрепровождение - это то, чего он молча и тайно так страстно желал ещё тогда, когда осторожно и незаметно за ужином двух семей доставал телефон, в каком-то невиданном прежде полубреду фотографируя мягкие и загадочные черты лица забытой напрочь и такой знакомой кузины.
Без рубашки было совсем не холодно, но каждое осторожное касание до шеи прогоняло по всему телу приятно будоражащие ледяные волны. Ясуши видел всё это как будто со стороны, будто просто зрителем, одиноко сидящим в тёмном зале собственной черепной коробки, где на большом экране показывают её, тонкие плавные линии её шеи, плеча, протянутой к нему руки. Что-то, что в его голове сейчас отвечало за здравый рассудок, мораль и честь, всеми силами настаивало на полном окаменении. И только лишь затем, чтоб та его часть, что требовала только частичного, не сподвигла Ясуши потянуть к сестре руки в ответ, прижать её к себе, повалиться вместе с ней на кровать и снова чуть-чуть, пусть самую малость, но, пользуясь отсутствием старших дома, потерять человеческий облик. Но Ясуши не такой. Вместе со сладким запретным плодом сестринского тела он вкусил и горький плод личной ответственности, что была тяжелее любых ударов, которые мог на него обрушить поехавший Такэути. Терпи, самурай, терпи - сёгуном будешь. Будет ещё и звериная нежность, и огненные объятия, и то особое потайное место, куда могут поместиться только они двое, меньше всякой подсобки и больше целой вселенной. Будет обязательно. Но потом.
Так он и сидел не шевелясь, с языком, прилипшим к пересохшей гортани, мраморно-белый - только уши красными фонарями светятся. Гордый за свою стальную выдержку, довольный каждым прикосновением Арисы и напуганный, как загнанный кролик, путаными мыслями о том, что каждая вспышка злости на сестру, каждая несносная глупость, сделанная им перед ней, каждая волна пьянящей дымки, в которую превращается воздух, стоит только им окзаться достаточно близко друг к другу - это всё части чего-то настолько большого, с чем ему одному ни за что не совладать в одиночку. И здесь бы конечно помогла уверенность в том, что совладать с этим они с Арисой могут и должны вдвоём, как одна команда, одно целое. Но уверен он был только в том, что они связаны. Будет ли она в этой связи его союзником, или примкнёт к тому большому и раздавит его - Ясуши не мог даже предполагать. Хэй, если бы это были нормальные отношения нормальных людей, никакой истории бы не получилось, верно?
- Такэути? Ну... - Ясуши пожал плечами, мысленно посылая сестре лучи виноватой благодарности за то, что она - сознатильно ли, случайно ли - снова протягивает ему соломинку спасения от накативших непростых размышлений. Продолжая быть друг к другу несправедливо злыми и так же несправедливо добрыми, рано или поздно они сведут друг друга с ума окончательно на потеху всей Сейдо и городу с окрестностями.
- Я его на церемонии видел впервые за все эти годы. А на той неделе мы неплохо так поговорили... - Ясуши печально усмехнулся - Сошлись на том, что если тебя кто-то обидит, он даст пизды мне, а потом мы с ним вместе - твоему обидчику. Пизды от него я уже получил. Справедливо. - он отвёл глаза. Если подумать, он действительно заслужил это. По крайней мере если смотреть глазами переростка с комплексом защитника и услаивливаясь их пацанским договором. С другой стороны...
- С другой стороны, он назвал меня Тору. А я, вроде как, не Тору. И глаза такие, знаешь, стеклянные... Совсем не так стеклянные, как когда мы с ним напились в свинину. Да и пивом от него не пахло. Короче, думаю, ты права.
Что-то в голове щёлкнуло. Либо это самый подходящий момент, либо самый неподходящий.
- Знаешь, Ариса... В детстве мне казалось, что ты ему нравишься, а он тебе... Он тебе нравился?
- Вот, значит, как...
Тору? Это же вроде бы их одноклассница? Вряд ли очкастая коротышка может иметь к этому всему отношение. Да и мало ли по всей Японии можно сыскать разных "Тору"?
По лицу Арисы проскользнула тень. Она с самой первой встречи почувствовала это. Гэн как будто бы был чем-то надломлен за десятилетие разлуки - это чувствовалось в его мимике, в его жестах, в его словах. В том, как он старательно пытался делать вид, что все ему нипочем, но все равно держался как будто бы слегка в стороне от остальных.
Как будто бы в идею "надежного старшего" пробралось какое-то порочное семя, паразит, изъедавший ее червоточинками. Ну да, Гэн же такой большой и сильный - ему подобные мыслепаразиты не по чем.
А потом он пучит остекленевшие глаза, и бросается на друзей, называя их чужими именами. Да уж, похоже не только у них с Ясуши были эмоциональные проблемы, нуждающиеся в решении.
- Я заметила, что с ним что-то не та-- Чего? - Ариса дернулась, как будто ударилась головой о дверной косяк, ошалело выпучив на Ясуши глаза. И, возможно, не очень приятно задела ту часть синяка, над которой корпела в этот момент. Вопрос был внезапный и не очень удобный, и еще как будто бы с подвохом. Ариса сощурилась, уставившись в лицо Ясуши, словно пыталась этот подвох отыскать.
В смысле, ну... Разговаривать с братом о том, кто ей нравился (или даже не нравился) было так странно - и для безвозвратно прошедших лет, и для того, что у них происходило сейчас.
- Эээ, ну... - Ариса замялась, перебирая большими пальцами ног. Нет, в самом деле, как это описать? Сложно было не от того, о ком спрашивают. Сложно было от того, кто о ком спрашивает. Ариса обвела взглядом комнату. А потом уголок ее губ дернулся.
Ариса замерла, и рука ее повисла в сантиметре от кожи брата. Лицо ее претерпевало страннейшие изменения - недоумение, откровенное удивление, озадаченность, и в итоге она густо раскраснелась. Все это еще и под попытки сдержать рвущийся наружу смех. В итоге, Ариса не выдержала, и расхохоталась себе в колени. И долго смеялась, заливисто, до проступивших в уголках глаз слез.
- Боже мой... - продолжала похихикивать Ариса, все еще не способная подобрать верных слов для описания своей чувственной находки. А когда вроде бы подобрала, рассмеялась и раскраснелась пуще прежнего. Как будто ненароком прикрыла лицо рукой и отвела взгляд, - Ну, да, Гэн мне нравился, но... Он нравился мне как брат. Понимаешь?
"Братик, гляди! Наш общий друг детства ████████ мне как брат! А я за тебя вообще-то █████ ██████! И ты мне ████████ совсем не по-братски!"
Сумасшествие. Честное слово, это было какое-то сумасшествие. Абсурдное путешествие по миру вещей, о которых она десять лет предпочитала не думать, но у Ясуши на этот счет, видимо, были другие взгляды.
...но Ариса соврет, если скажет, что Ясуши не н-р-а-в-и-л-с-я ей и как брат тоже.
ВОТ БЛИН! ОНА ЭТО ВСЕ-ТАКИ ПОДУМАЛА! ТРЕВОГА-ТРЕВОГА! ПЕРЕГРЕВ МЕЖУШНОЙ ДУМАТЕЛЬНОЙ УСТАНОВКИ! ОТКРЫТЬ КЛАПАНЫ-СБРОСИТЬ ПАР! ПРОИЗОШЛО ОСОЗНАНИЕ С-И-М-П-А-Т-И-И К РАЗДРАЖИТЕЛЮ!
Если бы это было аниме, у Арисы бы пар пошел из ушей. Но это было не аниме. Ариса тихо выдохнула и замерла, красная настолько, что даже закатное солнце по сравнению с ее смущением было тускловато и грязновато. Так вот оно что - и желание придушить его, и желание кричать на него до потери голоса, и желание сжечь к чертям его комнату со всеми нарисованными девками. Ясуши же был полный кретин - и это обстоятельство, которое нельзя забывать ни в коем случае! - и распутные нарисованные девицы были единственными препятствиями в том, чтобы он смотрел только на нее. Думал только о ней.
И Ясуши смотрел. А может быть, даже и думал. Невероятно нелепое завершение всего происходившего сегодня в школе. Интересно, осознает ли он сам, насколько в сложное положение ставит Арису одним своим существованием?
Раньше бы она сказала, что он "отравляет ей жизнь". Ха-ха.
Мда, ну и влипла же она...
- Надо будет поговорить об этом... - пространно пробормотала Ариса - все такая же томатно-красная, едва сдерживающая дрожь в руках, но она вернулась к своему занятию. И, встрепенувшись, уточнила. - Ну, в смысле... С Гэном. О произошедшем.
Срочно нужно было свернуть обратно на дорожку безопасных тем, иначе ее голова точно перегреется и взорвется! Могло бы быть отличное завершение всей этой абсурдной истории!
Отредактировано Кобаяши Ариса (2019-11-06 00:46:04)
Ясуши, было, хотел уже строго - ну, насколько возможно изобразить строгость в текущей их ситуации - спросить, что такого смешного он сказал. Но, как это уже не раз было подмечено, невероятно милая сестрёнка обладала невероятно милой способностью заражать окружающих своими эмоциями. Боже, её смех даже звучит таким же золотистым, как её волосы! И, кажется - только ведь кажется, а то как же он может быть до конца уверен в таких вещах? - она... Смущена? Околдованный этим потоком эмоций, рвущимся из головы Арисы прямо в его голову по каким-то невидимым каналам, Ясуши даже не обратил внимание на то, что ткнула она его в общем-то больновато. Ну, ему ведь не привыкать к боли, ею причиняемой. Особенно если она не со зла. И, похоже, ну, если уж судить по красному, разлившемуся по её лицу сильнее, чем то могла быть вина багряного вечернего сияния, Ариса действительно была смущена. А Ясуши всё вглядывался в это её смущение, словно хотел залезть ей в голову и доподлинно вычитать в её по-девчачьи запутанных и непонятных мыслях истинные причины этого смущения. Кажется, чем сильнее хотел, тем сильнее смущался сам, тем бледнее становился, и тем ярче полыхали уши.
Как брат. Такэути многим был как брат. И, судя по всему, отчаянно хотел, чтоб дальше так и продолжалось. И Арисе он нравился именно в таком качестве. Между тем, брат у неё был. И брат этот был Ясуши. И если Гэн нравился как брат, то как кто ей нравился Ясуши? И нравился ли? Озвученные внутренним голосом вопросы вновь заставил его на какие-то мгновения остолбенеть, огненным колесом раскручивая в памяти, кажется, вообще все события в его жизни, связанные с Кобаяши Арисой. Вот они, совсем ещё маленькие, бегают по детской площадке. А вот - уже чуть постарше - вдоль полей в деревне за городом. Вот он дарит ей того, тогда ещё огромного как они сами, плюшевого медведя - маленькая Ариса сейчас, кажется, разревётся от счастья. А потом тот фейерверк, они такие забавные оба в этом наивном детском стеснении, глядят друг другу в глаза, долго о чём-то говорят, ходят вокруг да около, оба дрожат от такого таинственного волнения. И Ясуши обещает. Потом было настоящее стихийное бедствие из болезненных мыслей и чувств, как будто что-то умирало и умирало, да так и не смогло умереть, только искалечилось и озлобилось. Так почему же всё таки случилось то, что случилось сегодня? И почему оно в итоге привело их сюда, в, казалось бы, навечно запретную для него комнату сестры, где она так мила с ним, о чём нынешний Хара Ясуши, казалось, мог только мечтать в самых смелых и глупых мечтах выжившего внутреннего себя-ребёнка?
- Да, надо будет. Я этим займусь. Не хочу, чтоб он сильно вмешивался в наши с тобой личные дела.
А потом он вдруг решился. Решился не по-звериному, позволив себе отключить рассудок, одурманенный злостью и похотью. Решился осознанно. В конце концов, его многострадальный живот уже был везде, где нужно, вымазам противосинячной мазью, и даже про укушенную шею, про которую он и сам забыл, не забыла Ариса. И это тоже сойдёт за причину решиться. Сейчас он сделает это, а уже потом наконец точка будет поставлена, и он с чистой совестью отправится к себе в комнату, чтоб по-идиотски улыбаясь в стену, размышлять о том, какие ещё чудесные приключения ждут его впереди.
Ясуши снова выхватил тюбик из рук Арисы. Снова нанёс на пальцы крем. И снова бережно, снова заботливо, сново ласково и глядя ей прямо в глаза, коснулся её вспухшей от гэнова кулака щеки. Секунду-другую-третью он молчал, просто втирая мазь.
- Я просто к чему спрашиваю-то. Я тут понял вдруг. Ты ведь мне в детстве нравилась. И, ну, не как сестра. Я боялся, что Такэути станет мне помехой, так глупо... И - ну давай, решил же уже, что решился - Ты мне нравишься. Ты вредная, постоянно обзываешься, смотришь как на урода. И всё равно. Очень. Очень мне нравишься. Я действительно так себе вариант и не знаю, получится ли у нас что-то. Но давай попробуем.
Дожидаться ответа он не стал. В конце концов, это был и не вопрос. Это было прямое утверждение, прямое изъявление своей воли хотя бы попробовать быть с ней. С последним своим словом он резко подался вперёд, едва касаясь рукой её уже обработанной мазью щеки, чтоб не дай бог не надавить. Подался вперёд и со всей доступной ему теплотой, которой за время в её комнате, кажется, накопилось в избытке, но так по-мальчишески наивно и осторожно поцеловал её в уголок губ. Потом он молча встал, небрежно перекинул рубашку через локоть и гордо прошагал прочь из комнаты, куда, как гласила табличка, заказан был путь мальчикам, а она его впустила.
Ясуши даже как будто бы перестал быть придурком - здесь и сейчас, в пределах этой комнаты, по крайней мере. Станет ли он придурком, выйдя за дверь и проснувшись завтра утром - вот так вопрос! В голове продолжали воевать две армии, одна из которых требовала сиюсекундно продемонстрировать брату истинную форму открывшегося ей откровения и не ебать мозги ни себе, ни ему. Вторая же утверждала, что это не путь женщины, твердо решившей прожить жизнь сильной, независимой, саморазвивающейся и не доверять мужчинам.
Особенно тому, кто уже зарекомендовал себя в качестве придурка!
Придурок однажды - придурок навсегда! Вот так вот!
И пока Ариса, всерьез озадаченная тем, чью же сторону ей принять, сидела и смотрела куда-то чуть в сторону от лица Ясуши, все вдруг переменилось.
Переменилось даже раньше, чем Ясуши выхватил тюбик у нее из рук - ага, опять. Где-то за миг до она почувствовала, что осталась единственной в этой комнате, кто испытывал такое явное смятение. И тогда посмотрела на Ясуши - ага, опять. К его лицу постепенно возвращалась краска, а из взгляда куда-то пропало то ошалелое непонимание происходящего, которое бывает от избытка плохо осознаваемых чувств.
Это наблюдение ввергло Арису в еще большее смятение. Потому что, да, что-то переменилось. Окончательно. Это выражение лица могло означать только то, что двумя днями тут не отделаешься.
И в понедельник все будет по-новому.
И во вторник.
И в следующий понедельник.
И в очередную Танабату (где-то тут по спине пробежал импульс сильной дрожи) все будет не так, как неделю назад. Рождество. Все четырнадцатые февраля, все дни рождения, все школьные фестивали, и что там еще в Японии празднуют?
В общем-то, это не имело никакого значения, потому что такое выражение лица могло означать только то, что Ясуши собирается праздновать каждый день, как Танабату, Рождество, четырнадцатое февраля, день рождения и все прочие праздники человеческой истории. Не как нибудь - а лично с ней.
Ариса коротко зажмурила глаз, щеки под которым коснулся Ясуши, но тут же открыла. Под этим взглядом все ей было понятно еще до того, как он заговорил. А когда он заговорил - БАБАХ! - и Ариса как будто проснулась под феерверками той десятилетней давности Танабаты. И как будто никуда не уезжала, и ни с кем в вечной ненависти в школьной подсобке не клялась.
Революция, товарищи! Прямо в голове Кобаяши Арисы сейчас возводили свое алое знамя революционные войска имени подростковой влюбленности!
Это была безоговорочная победа. Победа, в которой не было проигравших.
Мда, она и вправду влипла...
Ариса плохо разбирала слова, которые говорил ей Ясуши. Да и какая разница? Она и так знала все, что он может ей в такой ситуации сказать, и значение имело только стремительно нарастающее головокружение и сердцебиение. В другой ситуации можно было бы подумать, что она и вовсе сейчас грохнется без чувств. Но не в этой. Грохаться без чувств после п-р-и-з-н-а-н-и-я - это же ужасно! Не так плохо, конечно, как обыкновенный японский школьник, плачущий после первого секса, но все равно невероятно тупо!
Еще имел значение поцелуй - и что такого в нем могло бы быть после всех тех попыток откусить друг другу лица в самых страстных и непотребных формах? Но сердце все равно сделало ТУДУМ, после которого арисину белобрысую голову до краев дополнил компот из чувств такой силы и концентрации, что ей пришлось хорошенько проморгаться, чтобы не пополнить ряды тех слюнтяев, которые распускают нюни из-за признаний.
Ясуши, подлец такой, уже направился на выход.
Революционная армия, одержавшая безоговорочную победу в решении дальнейшей судьбы Арисы и ее чувств по отношению к брату, скомандовала действовать. И что же - на этот раз Ариса без раздумий подчинилась. Соскочила с кровати и перехватила Ясуши у самого выхода. А там снова уткнулась в брата лбом - только на этот раз в спину. Руки нерешительно обхватили его торс.
Ой, вы только посмотрите! Ариса сама его обняла! Поздравляем, Ариса!
- ...ладно, - подала она голос после нескольких секунд затишья, - Ладно, уговорил. Попробуем.
А потом разомкнула руки и отступила на шаг назад. Повисло молчание, которое требовало хоть чего-то. Хоть каких-то действий или слов.
- Ну, чего встал! Я тут почти голая вообще-то! - внезапно накатившая на Арису волна смущения, кажется, вернула ей прежнее буйство. Она схватила Ясуши за плечи и напористо вытолкала за дверь, - И вообще! - раскрасневшаяся и внезапно разозлившаяся, она ткнула дрожащим пальцем в табличку на двери. А потом, с шумным хлопком, закрыла ее за собой и еще некоторое время нарочито громко ругалась на то, какой Ясуши тупой тормоз.
Потом умолкла. Потом, стоя у двери, слушала, как удаляются его шаги. Как закрывается дверь его комнаты.
И как она катается по кровати в обнимку с тем самым игрушечным медведем и улыбается самой тупой из всех своих улыбок, Ясуши, конечно же, уже увидеть не мог.
Вы здесь » Старшая школа «Сейдо» » Настоящее время: апрель » [✓] 12.04.2019 ambivalent