Дежурства, пожалуй, всегда были самым любимым времяпровождением в школе для Ханы. Неудивительно, ведь это было единственное время, когда вокруг неё не собиралась толпа одноклассников, радостно плюющихся ядом в её адрес. Оставались на уборку, как правило, учащиеся одного пола, а девочки крайне редко самостоятельно приставали к Миямото, поэтому дежурства стали своеобразным отдыхом для её нервной системы. Так сейчас было и в Сейдо, пока она не успела толком ни с кем подружиться, чтобы совместная уборка могла превратиться в занимательное занятие. Девушки поделили обязанности, и каждая занималась своим делом. Напарница слушала музыку в наушниках, и только её приглушённый шум разбивал окружающую тишину.

Миямото тем временем мыла полы, начиная с дальнего конца класса, полностью погружённая в свои размышления. Жизнь научила её тому, что всегда следует быть наготове. Для чего? Да для чего угодно, поэтому в её голове постоянно моделировались самые разные ситуации, споры, конфликты, которые могли бы возникнуть, и для каждого из них она монотонно подбирала ряд решений. Такая мыслительная деятельность её успокаивала. А вкупе с уборкой и вовсе выглядела совершенно гармонично.

Пока девушка возилась с тщательным намыванием полов, напарница уже успела закончить свою партию, а потому отправилась домой, сухо попрощавшись. Хана никогда не могла делать что-то спустя рукава, а потому во время дежурств всегда задерживалась куда дольше в погоне за идеальной чистотой. Когда, наконец, оная, по мнению исполнительницы, была достигнута, девушка закрыла класс и пошла доложить об этом в учительскую. В Сейдо делать это было вовсе не обязательно, но их настолько выдрессировали в младшей и средней школах, что этот действие казалось само собой разумеющимся.

Миямото легонько постучала в дверь и, не дождавшись ответа, открыла её и заглянула внутрь. В полном одиночестве за одним из рабочих столов сидела Такахаши-сенсей. Вернее, «сидела» – не совсем верное слово, она, скорее, наполовину лежала на стуле, безвольно с него сползнув. При взгляде на неё в груди понемногу расползалась какая-то тревога. Хана привыкла видеть учительницу в приподнятом расположении духа, с яркой улыбкой, источающей позитив и доброжелательность. Сейчас же она выглядела какой-то блёклой и потерянной, и дело тут точно было не в обычной задумчивости, когда твоё лицо просто принимает отстранённое выражение. Ещё и характерный жест её ладоней. Хана по своей натуре была крайне наблюдательной по отношению к окружающим, и за эти несколько дней выстроила на 99% (по её мнению) точную гипотезу, что сенсей складывала так руки, когда была в чём-то не уверена или озадачена.

Поставив себе целью разобраться, в чём же дело, и, если возможно, оказать помощь, девушка прошла вглубь учительской, прикрыв за собой дверь. Она подошла к Такахаши-сенсею, и осторожно, чтобы не слишком напугать своим внезапным появлением, произнесла:

– Такахаши-сенсей, у Вас всё в порядке? – она немного склонилась перед учительницей, стараясь заглянуть в её лицо преисполненным беспокойством взглядом.

Попытка Ханы обратить на себя внимание без испуга всё же потерпела крупное фиаско. Такахаши-сенсей резко дёрнулась на стуле, а грохот и подпрыгнувшие на столе предметы говорили о том, что она ещё и стукнулась об него коленом.

– И-извините, Вы в порядке?? – немного отпрянув от неожиданности, спросила девушка, и только спустя несколько мгновений поняла, что задала почти такой же вопрос, что и в начале, только теперь она знала причину страданий сенсея, потому что вызвала их именно она. Чувство вины понемногу давало о себе знать. Хотела помочь, а в итоге, ещё и синяком обеспечила… Отличная работа, Хана.

Учительница солнечно ей улыбнулась, однако что-то в этой улыбке было явно не так. Не сказать, что она была натянутой или искусственной, вовсе нет, но вот глаза… Они совсем не улыбались, как это обычно бывало, а значит, что их обладательницу действительно что-то терзало. Было слишком непривычно и грустно видеть Такахаши-сенсей в таком состоянии. Миямото всегда думала, что в жизни тяжелее именно тем, кто пытается скрывать свою боль за улыбкой. Никто, как правило, даже не подозревает о том, что на самом деле чувствуют такие люди и сколько у них может быть проблем, и в один момент они просто резко ломаются, вынуждая остальных лишь удивляться этому. Хана не хотела, чтобы нечто подобное произошло с сенсеем.

По закону жанра, учительница сказала, что с ней всё порядке, однако Хана не собиралась этому верить и невольно нахмурилась. А в следующее мгновение тёплые ладони Такахаши-сенсей вдруг легли на лицо девушки, поглаживая щёки. Прозвучит это отнюдь не литературно, но Миямото была тупа, как пробка, когда дело казалось физических взаимодействий между ней и другими представительницами женского пола. Она не выносила парней, и любые их касания моментально вызывали отвращение, чувство тревоги или же сигнализировали о грядущей опасности. С девушками же, наоборот, ей было максимально комфортно при любом раскладе. Сама она никогда не выступала инициатором прикосновений, ей попросту не приходило это в голову, ведь потребность в тактильности находилась у неё где-то в самом низу. Поэтому сейчас, когда между ней и сенсеем происходило нечто явно выходящее за рамки уместного поведения, она об этом даже не догадывалась, а потому совершенно никак не изменилась в лице, лишь на долю секунды расширив глаза от того, что это произошло неожиданно. Единственное, что сейчас имело значение для Ханы, так это то, что её всё-таки попросили о помощи, а значит, она обязательно постарается быть полезной.

– Эм, конечно, никому не расскажу, – девушка немного помедлила в начале фразы, так как искренне не понимала, что же такого секретного может заключать в себе помощь классной руководительнице. Но раз уж об этом следует молчать, то, разумеется, именно так она и поступит.

Хана почувствовала, как сенсей взяла её за руки, и лишь невозмутимо проследила взглядом за этим жестом, как бы подтверждая его для себя. Видимо, Такахаши-сенсей очень нравятся прикосновения?

– А, да! Я закончила, – ответила она на очередной вопрос, – так какая именно помощь Вам будет нужна?