– Доченька, ты больна...– вмешивается в монолог чужой голос. – Признак этой болезни — постоянное чувство вины перед своими подругами за то, что осталась жива.
Хаято говорит негромко, с расстановкой, классический трагический надлом заменяя мягким, но при этом болезненно отчаянным полушепотом. Затворяя за собой дверь клубной комнаты, он делает по направлению к Балааму несколько шагов и мягко ему улыбается.
– Не ожидал тебя тут увидеть, – наклоняет голову, весело тряхнув волосами. – Похвальная инициативность – приходить на репетиции, даже когда их нет!
Хаято окидывает Балаама изучающим взглядом: длинные волосы непривычно распущены, простая свободная блуза скрывает, прячет от посторонних глаз мальчишеские плечи, а длинная юбка – ноги.
Странное дело – казалось бы, мало того, что иностранец, так еще и парень в женской одежде, но... Хаято ловит себя на мысли, что образ Мицуэ Балааму невероятно подходит. Кто бы мог подумать...
«Куплю Ран-чан сладостей за хорошую идею».
– Ты день перепутал? – с трудом заставляя себя оторваться от изящных ключиц, проглядывающих за воротником блузки, спрашивает Хаято. – Или специально решил позаниматься?
На самом деле, он даже рад видеть Балаама здесь. Отрицать его проблемы с некоторыми сценами попросту бессмысленно – неопытность, очевидно, сказывается. Кто-то из кружка (Мао, может быть?) предлагал даже переозвучить фразы и пустить фонограмму, но как сам Хаято был категорически против, так и Балаам горячо отказывался от этой затеи. И репетировал как проклятый.
Хаято смотрит на него и довольно усмехается. Хороший мальчик, старательный. Уже это достойно уважения.
На широкий переносной помост, утащенный (Ёшимура предпочитал говорить «заимствованный») клубом из старой кладовки ненужного инвентаря, он поднимается легким размашистым шагом – практически взлетает – и тут же оказывается у Балаама за спиной. Ладони ложатся на плечи и мягко скользят к запястьям. Обхватить осторожно, почти невесомо, не чтобы контролировать, а лишь направить.
– Давай сначала, – чуть склоняясь, произносит он где-то у Балаама над ухом. – Ты верни мне его, папочка...
Каждое слово он сопровождает движением. Шаг вперед, вскинуть руки в беспомощном жесте, прижать их к груди плоской и ровной, ни разу не девичьей, будто бы от чего-то защищаясь. Склонить голову.
Театр – слова, обращенные в действие.
До конца реплики они словно становятся единым целым, двигаясь и говоря в унисон. Голоса затихают; закатное солнце окрашивает стены клубной комнаты теплым желто-оранжевым светом.
Рук Балаама Хаято не отпускает.
[icon]https://funkyimg.com/i/2YDmT.jpg[/icon][status]let me see your face[/status]